Вышла в свет новая книга шумилинского краеведа Антона Параскевина «Камни говорят»

КАМНИ ГОВОРЯТ
Наш известный шумилинский писатель Антон Параскевин порадовал читателя новым произведением. Книга “Камни говорят” стала продолжением издания 2012 года “В краю каменных исполинов”.
Как и предыдущее издание, она несет не только художественную, но и краеведческую ценность. Через сказания и легенды, поэмы и притчи писатель рассказывает о разных событиях, свидетелями которых были гранитные валуны.
Мы предлагаем вам выдержки из новой книги Антона Параскевина “Камни говорят”, которую вы сможете почитать в районной библиотеке.
Гордые облака
Плыли по небу облака, синие и голубые, серые и белые, плыли с запада на восток, с востока на запад и сверху оглядывали весь мир.
Весь мир облака поили животворной влагой, отдавая все до капли, весь мир омывали, в зелень одевали. Они были дружны, легки и быстры и никого не боялись.
Облака постоянно небо одевали, радугой часто подпоясывали, реки и озера водой наполняли.
Но однажды собрались тучки в одну кучку и стали сетовать на свою судьбу. Надоело им всех поить, оживлять, умывать. Они перестали отдавать земле дождь, стали грузнеть, тяжелеть от накопившейся влаги, но продолжали возмущаться: «У нас нет ни дома, ни уголка, ни загулья, ни притулья».
Мы, говорят, облака небородные,
Мы, говорят, от рожденья свободные,
Нам, говорят, растворяться не срок,
Мы бы на небе нашли уголок.
Нам бы притулок, пусть скромный и тесный,
только бы звездный, только б небесный.
Они все кричали и кричали и, наконец, так отяжелели от влаги, что не смогли удержаться в поднебесье и упали на землю валунами. Вон сколько их по приболотью рассыпано. С тех пор лежат они на земле в гордыне да смотрят вверх на своих собратьев, которые проплывают над головами и всему живому отдают дождь и по-прежнему любят наш земной мир.
Валун для огнива
В двух километрах западнее деревни  Лесковичи на холмистом угоре лежит валун. Да так высоко, что и деревья, и ветра его уважают, и туманы обходят стороной. Столетиями смотрит он на дорогу и на всех, кто едет по ней. Но не затем он лежит, чтобы осматривать все окрест. Как только начинает колоситься рожь, склоняются над ним вечера, чтобы чиркнуть о него кресалом и зажечь зарю. Поэтому и не зарастает он травой. А с колосяницы, когда колос наливаться начинает, зори нужны особенные: багряные, разливные, необъятные, а иначе и хлеба не созреют.
От ольховья до браславских вод,
Отзвенев над рекою Двиною,
День закончил нелегкий обход
И погас за небесной каймою.
Пусть его кто-то прожил и зря,
Пусть удача другому сплясала,
Как бы ни было, только заря
Не зажжется к ночи без кресала.
На холме, что лозою увит,
Всей привольной округе на диво
Положила природа гранит
Голубым вечерам под огниво.
И его только сумерком тронь,
Тот валун на холмистом угоре,
Полыхнет от кресала огонь,
И зажгутся вечерние зори.
Снегириный валун
Глухозимье снова войдет в силу, и снова вспомнится снегириный валун. А лежит он в одном километре на восток от Шумилино. На утренней и вечерней зорьке слетаются к нему снегири полакомиться семенами полевых и болотных трав. Целый базар на нем устраивают: то спорят-дерутся, то взлетают, то снова садятся. Смотришь на них, и кажется, что это не снегири, а неугомонные зоревые искорки, которые перелетают от утренней зари к вечерней, и от вечерней к утренней и зажигают их. И этой порукой живет мир.
Сказание о двух валунах
В перелеске недалеко от деревни Козьяны лежат два валуна. По своей форме это обычные камни-кругляки средней величины. Много таких поразбросано вдоль дарог, ручьев и рек по всему белорусскому поозерью. И на Шумилинщине, куда взглядом ни кинь, увидишь подобное. И если присмотреться к этим двум козьянским валунам, то можно увидеть на них таинственные знаки. Одни говорят, что это каменная карта какого-то созвездия, другие видят в них древние письмена, а третьи – зашифрованные послания из космоса. Об этом много разных сказаний. Об одном из них я и хочу поведать.
В лето суровое сорок второго
Рыскала смерть у любого порога,
Справа налево и слева направо,
Старым кладбищем дышала управа.
Ну, а когда зверобой зацветал
И серебрился в лучах чернотал,
Прыгал подлетыш – июльский пострел,
Группу евреев вели на расстрел.
А из соседней деревни старик
Взял из сеней в два ствола дробовик
И на рассвете тайком от сынов
Лег в низовину меж двух валунов.
Громко, когда показался конвой,
Дедка поднялся и выкрикнул: “Стой!”
Взял, и не целясь, почти наугад,
Залпом послал в конвоира заряд.
Вскинул другой конвоир автомат,
Выпустил стаю свинцовых цыплят,
Острый, как бритва, у каждого клюв,
Деда проклюнули, не обминув.
Вздрогнул от выстрелов утренний луг,
Пал на осоку росою испуг,
Аж покатился по пожати гул,
Строй же несчастных в лесок сыпанул.
Всех опрокинув, кто встал на пути,
Двум удалось из колонны уйти…
С сорок второго прошло много лет,
Та же дорога и тот же рассвет.
Те же птенцы, что почти летуны,
Те же на всполье лежат валуны.
Только последняя злая война
Выбила грозно из них письмена.
Канула в небыль лихая напасть.
Группа ученых в лесу собралась.
Смотрят на камни с обеих сторон:
Что за послания давних времен?
Что за столетия? Что за года?
Если б не те, что бежали тогда,
Не удалось прочитать бы вовек
Надпись простую: “Большой человек”.
Надрукавана ў №40 ад 24.05.2013 г.